Третья древняя, или И один в поле… - Борис Николаевич Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет проблем, — заверил его резидент после некоторой заминки. — Только он сейчас занят в городе и появится к вечеру. Вы будете у себя?
— Я бы хотел немного пройтись по городу. Вернусь часика через два-три.
— Добро. Как раз к этому времени подтянется Перов, и я вам позвоню. Желаю приятного времяпровождения.
…Перов оказался не таким уж и молодым сотрудником. За его плечами была работа в Скандинавии, которая, по бытующим в службе представлениям, являлась неплохой школой для молодых разведчиков. Донцова удивила и внешность оперработника, и его манера говорить. Это был худощавый и малорослый человечек, похожий то ли на хорька, то ли суслика и при самой разнузданной фантазии никак не вписывающийся в контекст агентурного сотрудничества с природным британским аристократом. Кадровики, несомненно, допустили брак, принимая решение о приёме такого кандидата на работу в разведку. Разведчик должен всё-таки обладать более-менее привлекательной внешностью, чтобы рассчитывать на адекватное восприятие со стороны иностранца.
Английский писатель Моэм, в молодости работавший в разведке, недаром говорил, что мир совершенно иной для мужчин ста семидесяти и ста девяноста сантиметров роста. А Перов не дотягивал даже и до ста семидесяти и был обычным «хануриком», как любила выражаться дочка Донцова, характеризуя своих мелкорослых одноклассников. Но самое главное, Перов не блистал и интеллектуальными способностями. Говорил он тоненьким, чуть ли не детским дискантом, язык его был беспомощным, а фразы — коротенькими, неуклюжими и примитивными. Интересно, как он выражал свои мысли на английском языке?
Ничего нового к тому, что он уже изложил в своих оперативных отчётах в Центр, Перов добавить не смог и находился в полном неведении относительно причин, по которым так неожиданно прервалась связь с «Племянником».
Если бы Перов был достаточно наблюдательным и опытным агентуристом, то от его внимания вряд ли бы ускользнули хоть какие-то незначительные, на первый взгляд, детали поведения агента, указывающие на отклонения от нормы. Чтобы знать эту норму, оперработник должен постоянно изучать своего партнёра, отмечать любые неровности и шероховатости его характера и обязательно находить объяснения любому нестандартному поступку. Но, судя по всему, такие мысли в голову Перова не приходили. Просто удивительно, как он попал в разведку, и кто мог принять решение о его допуске к работе с таким ценным агентом и такой незаурядной личностью, каковой несомненно являлся «Племянник».
— Расскажите, пожалуйста, как проходила последняя встреча с объектом, — попросил Донцов, надеясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку.
— Ну, помнится, он это… опоздал, значит, на несколько минут…
— На сколько конкретно?
— Кажется, минут на семь-восемь, — неуверенно ответил Перов.
— А имели ли место опоздания раньше?
— Насколько помню, нет. — Перов насторожился, личико его сморщилось, и весь он съёжился, а в глазах отразился неподдельный страх. Вопросы Донцова его пугали, теперь он, ожидая со стороны представителя Центра подвоха, начнёт фантазировать, и правды от него не добиться.
— А как он объяснил вам своё опоздание?
— Видите ли… я не спросил его об этом, а сам он…
— Напрасно, совершенно напрасно, — назидательно произнёс Донцов. Он уже с трудом сдерживал поднимавшееся в груди раздражение.
Восстановить ход встречи оказалось для Перова непосильной задачей: он краснел, напрягался, путался в своих собственных высказываниях, и, в конце концов, Донцов отпустил его с Богом, понимая всю бесполезность дальнейших усилий. О результатах беседы он немедленно доложил резиденту.
— По моим понятиям, Перов не только не способен руководить «Племянником», он вообще не годится для работы в разведке, — сказал он без всяких обиняков. — Вы знали о том, что он — не подходящая фигура…
— Да знал, я знал, — с досадой в голосе сказал резидент. — Мне его буквально навязали в Центре. Михаил Георгиевич пристал с ножом к горлу: «Возьми да возьми, авось оботрётся».
— Коба? — сорвалось с языка Донцова.
— А то кто же! Перов — один из многочисленных его племянников, только остальные пристроены в центральном МИДе, а этот… этому, видите ли, приспичило пойти непременно в разведку! А тут англичане выперли из страны очередную партию ребят и загребли у меня всех опытных сотрудников резидентуры. Остались одни бедолаги типа Перова. Пришлось ставить его в поле. Я думал, это временно, поручил ему провести пару-тройку встреч с «Племянником», пока Центр не подошлёт кого-нибудь посильнее, а тут всё это и случилось.
— Понятно, — тихо произнёс Донцов. Ему слишком хорошо были известны подобные ситуации. Англичане в таких случаях предпочитают не задавать лишних вопросов, чтобы не получать в ответ ложь. К резиденту он почувствовал даже нечто вроде симпатии, да и тот, кажется, немного оттаял. Они немедленно приступили к обсуждению дальнейшего плана действий, поглощая одну чашку растворимого кофе за другой. Вечер кончился тем, что резидент, в нарушение правил конспирации, пригласил его к себе домой на ужин. Простое человеческое тепло стоит большего, чем сухие инструкции о безопасности, решил Донцов и принял приглашение.
…Лондон вёл себя как заправский охотник, подстерегающий свою добычу. Он расставил на всех тропах десятки скрытых от постороннего глаза ловушек, силков и капканов, организовал на наиболее вероятных направлениях засады из самых метких стрелков, а для устрашения и деморализации намеченной жертвы выставил гонщиков с трещотками и собаками, которые должны были выгонять зверя либо под пули стрелков, либо в зубастые пасти капканов. Странно, что никто или почти никто из тысяч обитателей города не видел этого грандиозного игрища. Кто знал, молчал, а кто говорил — ничего не знал об этом.
Догадывался обо всём этом один человек — сам объект охоты. Вернее, он был знаком со сценарием, в котором ему была уготовлена незавидная роль того самого зверя, но он пока слабо представлял, приглашено ли на это сафари ещё одно лицо, из-за которого он, собственно, появился на берегах туманного Альбиона, и если приглашён, то в каком качестве. Впрочем, охота по-настоящему ещё не началась, и Глеб Тихонович Донцов, предназначенный на заклание, отнюдь не собирался заказывать службу на помин своей души, а намеревался дать Лондонскому Охотничьему Клубу настоящее сражение. На его стороне был опыт, знание города и преимущество первого хода. Чтобы там ни говорили, как ни хитры и изворотливы будут охотники, но когда дело дойдёт до драки, то инициативу в своих руках будет удерживать все равно он, а участники облавы будут вынуждены только реагировать на ходы и приёмы, которые им покажет «московит».
А пока улицы города заполнены безмятежной публикой, снующей от одного дома к другому по своим вечным нуждам; сверху на неё безучастно внимают часы Вестминстерского аббатства, одноглазый адмирал с Трафальгарской площади да чёрные вороны, усевшиеся на кромку Тауэрской башни. И никому
